Сердоболь на севере Ладоги

В 1916 г. Рерих с хроническим заболеванием легких отправляется на лечение в Сортавалу. Выбор места произошел случайно, но не случайным было желание остаться на Севере. Сортавала оказалась очень удобна своей близостью к Петрограду, куда Рерих мог ездить по делам Школы Общества поощрения художеств.

Болезнь проходила тяжело. Газета "Биржевые ведомости" сочла нужным поместить о ней сообщение, а сам Рерих 1 мая 1917 г. написал завещание. Но целебный воздух, озеро, лесная тишина оказались хорошими врачевателями. Художник выздоравливает и возвращается к работе. Позже, в эссе "Финляндия", Рерих вспоминал: "Подошло Рождество, прошли школьные экзамены. Е. И. (жена художника Елена Ивановна. - Е. С.) решила на праздники ехать в Финляндию. Все гостиницы оказались заняты, хорошо что Ауэр надоумил ехать в незнакомый нам Сердоболь на севере Ладоги. Решили, поехали - конечно, бабушки и тетушки считали такую морозную поездку сумасшествием. Было 25° мороза по Реомюру. Вагон оказался нетопленым - испортились трубы. Все же доехали отлично. Сейрахуоне (Сеурахуоне. - Е. С.), гостиница в Сортавала, оказалась совсем пустой. Ладога с бесчисленными скалистыми островами - очаровательна.

Сортавала

Финны были к нам очень дружественны, знали и любили мое искусство. Моя дружба с Галленом Каллела тоже была известна... Мы сняли дом Ихинлахти (имеется в виду Юхинлахти. - Е. С), имение Реландера. Поездка на праздники превратилась в житье. Для моей ползучей пневмонии климат Финляндии был превосходен. Ихинлахти была тем самым домом с оградой из шиповника, который Е. И. видела во сне".

Благодаря этому эссе мы узнаем все адреса пребывания Рериха в Сортавале и Финляндии, маршруты его путешествий, время проведения его выставок: "Лето 1917 года - Ихинлахти. Зима 1917-18 - Сортавала, Генецен Талу. Лето 1918 - на острове Тулола среди разнообразных шхер ладожских. Поездка на Валаам. "Святой остров" (кажется, он теперь в Русском музее). Россияне мало знали Ладогу!

Зима 1918 года - Выборг. Выставка в Стокгольме. ...Затем выставка в Гельсингфорсе у Стриндберга. Атенеум купил "Принцессу Мален"...

Вспомнили мы с Е. И. наши прежние поездки по Суоми - Нислот, Турку, Лохья, конечно, Иматра и каналы. Впереди была Швеция и Англия".

В отличие от тех русских писателей и художников, которые подолгу жили или отдыхали в Карелии и Финляндии, но не имели с местным населением никаких отношений (скажем, В. Соловьев и Л. Андреев), Рерих сразу же нашел общий язык с сортавальцами, подружился с ними.

Имение, где летом 1917 г. жил Николай Константинович с женой Еленой Ивановной (урожденной Шапошниковой, правнучкой М. И. Кутузова) и двумя сыновьями Юрием и Святославом (одному было тогда пятнадцать, другому - тринадцать лет), принадлежало педагогу и фольклористу, ректору сортавальской семинарии К. А. О. Реландеру. В семье его сына медика Тауно Реландера хранится пейзаж "Юхинлахти" (1917), передающий восторженное впечатление художника от новой встречи с карельской природой.

Для Рериха, изображавшего в своих северных картинах бурю и штиль, безмолвие леса и игру облаков, природу в движении и неподвижности, сочетавшего динамику и статику, пейзаж "Юхинлахти" выглядит на редкость спокойным. В единой гармонии слились камни и сосны, озеро и небо. Многообразные оттенки зеленого цвета передают и нежность листвы молодых деревьев, изображенных в центре картины, и тишину старого соснового леса, запечатленного художником на заднем плане. Освещенная солнцем карельская земля, ее задумчивая июльская красота вызывает в зрителе чувство спокойствия и радости. "В хвойном бору рождается звон. Хранят звон камни и скалы. В озера звон погружается", - писал Рерих в черновиках к статье "Единство", над которой он работал в Юхинлахти. Художнику нравилось и само слово "Юхинлахти" (соединяющий залив. - Е. С). Оно было созвучно идее о мировом единстве, с особой силой владевшей Рерихом в годы первой мировой войны.

"Помни, что я живу на Yhinlahti, а в переводе - на Заливе Единения, - писал художник Александру Бенуа 17 июля 1917 г. - Само местожительство напоминает о том, чтобы спасти культуру, спасти сердце народа. Неужели опять вернуться к культурному безразличию? Неужели можно думать о свободной жизни без знания, без радости искусства?" Размышляя о роли и значении искусства в жизни общества, в решении судеб народов, Рерих обращается к одной из классических проблем творчества - отношениям художника и общества. Эта тема особо остро звучит в творчестве символистов. Много внимания уделяет ей и Рерих. Возникнув в 1907 г. в его статьях и письмах, она становится центральной в повести "Пламя". Художник страстно хотел видеть настоящее искусство, по-настоящему служащее людям. "Спуститься ли искусству до толпы или же властно поднять толпу до найденных пределов искусства?" - пишет он А. Бенуа. - Скоро ли искусство будет нужно толпам? Я верю человечеству, но всегда боюсь толпы, столько над толпой противоречивых злых эманации. Так много вредного, нечеловеческого. Творим картины, но, может быть, надо сидеть в комиссиях? Кто знает? ...Надо сложиться всеми силами за культуру и искусство. Какое бы отношение мы ни встретили, мы должны друг другу сказать, что поклянемся защищать наше дело, ради которого мы вообще существуем".

Письма Рериха к Бенуа можно назвать маленькими философскими эссе. Мысли из этих писем встречаются и в некоторых литературных произведениях Рериха. Идеи, выраженные в этом письме, можно найти в статье "Единство". Художник мечтает о единстве народов, единстве искусства, считает, что настоящим проводником между народами будет "язык знания и искусства". Слово "Юхинлахти" подсказало Рериху заголовок статьи. Но вряд ли художник предполагал, что Юхинлахти - Залив Единения - вскоре разъединит его с Россией...

Может показаться, что жизнь Рериха на Севере складывалась безоблачно. Действительно, здесь он находил душевный покой, много работал и путешествовал. Но бывали дни, когда сортавальская жизнь художника производила на него самое тягостное впечатление.

В начале октября 1917 г. болезнь Рериха обострилась и отвлекла его от работы. В письме к Бенуа от 7 октября он жаловался: "...мои легкие опять загнали меня в Сердоболь. Когда выпустят меня отсюда - не знаю. Может быть, буду рентгенизироваться, чтобы установить, что за нелепая форма ползучего процесса. Верно, где-нибудь имеется очаг, который при первой возможности осложняется. Настроение плохое. Жизнь в обстановке Кн. Гамсуна^*. Перед окнами - очень важное место, приход парохода! ...Природа хороша, хотя бы из окна. Но финская полукультура, или, вернее, среднекультура, где нет ни низкого, ни большого, - все-таки тягостна".

^* (Гамсун Кнут (1859-1952) - норвежский писатель. Произведения Гамсуна отмечены большим психологическим мастерством, глубокой передачей душевного кризиса человека.)

Через три дня, 10 октября, Рерих почти слово в слово повторяет свои сетования на болезнь и плохое настроение в письме к искусствоведу А. П. Иванову^* и добавляет: "Трудно здесь жить с гамсуновской культурой. Да и всем трудно".

^* (Иванов Александр Павлович (1876-1933) - искусствовед, автор монографии о Врубеле. Был дружен с Рерихом.)

Единственное негативное мнение Рериха о Сортавале выражено в этих двух письмах, посланных с промежутком в три дня. Они же раскрывают и более серьезную причину тяжелого душевного состояния художника.

Осенью Рерих узнает, что его проект реорганизации Школы Общества поощрения художеств в Свободную академию, в академию для народа встретил недоверие со стороны чиновников Временного правительства. Художник в недоумении. "Как странно, - пишет он Бену а, - что именно в революционном правительстве просветительское дело должно гибнуть и пищать". Рерих открыто высказывает свое отношение к этому акту Временного правительства и предлагает программу действий: "Надо придумать для Школы хотя бы сокращенные, но такие формы, чтобы она без нищенства могла стоять на своих ногах. Трудно говорить это мне, строителю, но нужно что-то сделать своими средствами, нежели ждать наше правительство, которое богачу Зубову помогает".

Одна за другой приходили к художнику горькие вести о нищенском существовании Школы и о ее роспуске. "Где же свобода и единство? Какие же темные силы все это съели?" - восклицает он. Только творчество помогало художнику в такие минуты, давало ему силы, укрепляло его дух. "Ото всего уходил в свою работу! Накоплял мечтания свои. Кому все это нужно? Нужно нам самим и тому неведомому народу, которому остатки (в виде старинной картины) перейдут, - пишет он Бену а. - В "Единстве" я провожу мысль об анонимности творчества и думаю, что при перестройке жизни этот принцип пригодится. Ведь время все равно удалит личность. А мы творений духа временные стражи. И все-таки, что бы ни мыслили, как бы ни перекраивали жизнь, а все-таки светочами жизни будут стоять творения анонимные, причем подписи будут лишь сопроводительными нечеткими марками".

Художник напряженно работает и создает сюиту из семи частей - "Героика" (1. Клад захороненный. 2. Зелье нойды. 3. Приказ. 4. Священные огни. 5. Ждут. 6. Конец великанов. 7. Победители клада). О сюжете "Героики" он пишет: "Первая часть светлая - приезд с братьями. Вторая часть - дочь Нидура пробирается к деревянной клети - темнице (черное, белое зеленое)". В двух частях сюиты "Героика" прослеживается сюжет "Песни о Велунде" из "Старшей Эдды", памятника древнеисландской эпической поэзии. Велунд, волшебный кузнец, финский конунг, попадает в плен к своему противнику Нидуду (здесь Нидур. - Е. С.) - "конунгу в Свитьоде" (Швеции. - Е. С). Желая отомстить, Велунд заманивает к себе дочь Нидуда и силой берет ее в жены. Этот конкретный сюжет Рерих подчиняет обобщенному повествованию об эпическом Севере. Он населяет Север нойдами, древнекарельскими колдунами и великанами, характерными для эпического сознания всех северных народов.

Картины из сюиты "Героика" выставлялись в Швеции, Дании, Финляндии и имели большой успех у зрителей. Несколько картин Рериха было в коллекции Арвида Торстена Генеца, биолога, лектора сортавальской семинарии, в доме которого семья Рериха жила с осени 1917 до лета 1918 года^*.

^* (Дом этот, судя по старым сортавальским картам и по свидетельству Энсио Салменкаллио, друга и соседа Арвида Генеца, находился на углу Саариоланкату и Техтаанкату (ныне ул. Заводская. - Е. С). Напротив дома находился пивоваренный завод, рядом - деревянная семинария. (Запись беседы от 1 марта 1980 г., г. Хельсинки.) До наших дней дом Генеца не сохранился. На его месте сейчас находится детский сад.)

Бывший район Генеца. Ныне - улица Советских космонавтов

Очарованный природой Севера, художник создает десятки пейзажей, среди которых выделяется сюита картин "Карелия". Приладожье вдохновило Рериха на единственные в его литературном творчестве повесть и пьесу, здесь он пишет стихи, составившие целый сборник. Уже через два месяца после писем с жалобами на здоровье Рерих сообщал Бену а: "Когда проклятая температура и боли меня не выводят из строя - я работаю. Несколько вещей удалось. ...Зимой здесь хорошо - воздух кристальный. Удалось прочесть и несколько очень нужных книг. Когда будешь в тишине - советую тебе их прочесть. Особенно нужно "Провозвестие Рамакришны". Очень серьезное, а главное, близкое человечеству учение". Это письмо - важное свидетельство возросшего интереса Рериха к древней культуре Востока. Именно в тишине Сортавалы книга индийского гуманиста и общественного деятеля, представителя неоиндуизма Б. Ш. Рамакришны и другие книги по истории индийской культуры были глубоко восприняты Рерихом и открыли ему возможности для новых философских и художественных исканий.

Однако в тиши Сортавалы Рерих испытал и всю тяжесть томительной неизвестности. Письма и газеты приходили все реже. "...Не знаю, получил ли ты за осень два моих письма? - спрашивал Рерих Бенуа. - Так много писем теряется, что не знаем никогда, что именно дошло". Известий из России почти не было, о событиях в Петрограде Рерих мог только догадываться. Ожидание перемен, новизна происходящего волновали, неизвестность томила.

Чувством ожидания проникнуто все литературное и живописное творчество Рериха этого периода. В картине "Вечное ожидание"^*, написанной в 1917 г. в Сортавале, художник изображает четырех людей на берегу сурового озера. Рядом маленькая избушка без окон, с двускатной крышей, на двери - секирообразный замок. На одном из камней - причудливое растение. Оно не прописано, лишь обозначено фантастическим темно-розовым цветом. Высокой стеной окружают людей синие скалы. Что за этими скалами? Какой мир - спокойный или бушующий? Как его отголоски, его посланники, появляются на небе пестрые облака, их стремительность и яркий свет пробивающихся солнечных лучей вносят в жизнь побережья движение, рождают радостное волнение. Люди смотрят в даль озера. Чего они ждут? Вестника. Вестей из того мира, что скрыт от них каменной грядой. (В 1941 году художник пишет картину "Ждущая", повторяя сюжет "Вечного ожидания".)

^* (Картина "Вечное ожидание" находится в собрании Е. П. Климова, г. Александров.)

Еще в 1916 г. в стихотворении "Подвиг" Рерих связал тему вестника, пронизывающую все его творчество, с темой перемен и революционного преобразования:

Волнением весь расцвеченный 
мальчик принес весть благую. 
О том, что пойдут все на гору. 
О сдвиге народа велели сказать. 
Добрая весть, но, мой милый 
маленький вестник, скорей 
слово одно замени. 
Когда ты дальше пойдешь, 
ты назовешь твою светлую 
новость не сдвигом, 
но скажешь ты: подвиг!

О подвиге России думал художник и в революционные дни Октября. Он писал в своем дневнике: "Новые пути. Новые подвиги. Лишь подвигом движима Русская жизнь. Из подвигов самый непреложный подвиг народного просвещения. Культ самовластия, тирании, культ мертвого капитала может смениться лишь светлым культом знания. А со знанием истинным придет и познание великого единства".

Подвиг, знание, единство - эти понятия связывал Рерих со словом "революция". И служению новой, революционной России была посвящена вся дальнейшая деятельность художника, как бы далеко от Родины он ни находился.

Весной 1918 г. Рерих переезжает из дома Генеца в имение купца Баринова^* на остров Тулолансаари (близ Сортавалы). Оттуда посылает первое сортавальское письмо Аксели Галлен-Каллеле. Письма Рериха к знаменитому финскому живописцу представляют огромный интерес уже потому, что относятся к немногим подлинным документам сортавальского периода жизни Рериха, рассказывают о буднях и ежедневном труде художника, о том, что волновало и радовало его. Они еще раз свидетельствуют о том, что искусство - то средство общения, которое сближает людей, живущих в разных странах, говорящих на разных языках, рождает между ними истинную дружбу.

^* (Дом купца Баринова на острове Тулолансаари не сохранился.)

"Мы часто думаем о тебе, потому что вот уже больше года как мы в Финляндии. Зима застала нас в Сортавала... Теперь мы живем в Тулолансаари, это час езды от Сортавала на пароме. Я много работаю, природа этих мест мне бесконечно нравится. Мы были бы очень счастливы, если бы ты приехал провести у нас несколько дней. Я бы так хотел показать тебе последние работы. Милый друг, у меня есть к тебе большая просьба. Мне необходимо получить в сенате разрешение на перевоз моих картин и красок багажом. Я уверен, что если ты замолвишь словечко о значении моих работ, я получу это разрешение. Я также думаю, что несколько слов от тебя или от художественного общества властям Сортавала могли бы мне очень помочь. До сегодняшнего дня мне не на что жаловаться, можно только восхищаться их любезностью. Но время бежит, мне хотелось бы, чтобы они узнали, что у меня есть друзья, ценящие мое искусство. Надеюсь, что это письмо дойдет до тебя. Буду счастлив узнать твои новости.

С искренней дружбой Н. Рерих.

Сортавала, Тулолансаари, дом Баринова, 12 июля 1918".

Рерих беспокоится об устройстве своей выставки в Стокгольме, куда он и собирается перевозить картины. Финский художник охотно откликнулся на просьбу Рериха. В следующем письме Рерих благодарит Аксели Галлен-Каллелу: "Мой дорогой друг Аксель! Я тебя искренне благодарю за любезное письмо... Мы будем очень счастливы увидеть тебя и твоего сына в Тулолансаари. Довольно трудно узнать дату нашего отъезда, но думаю, что мы останемся три или четыре недели в доме Баринова. Я послал письмо твоему другу из Вааса. Конечно, с собой у меня есть несколько картин, но хотелось бы знать, какой жанр он предпочитает. Я слышал, что была полностью разрушена большая коллекция картин. Кому принадлежала эта коллекция и какие авторы там были? Моя жена передает тебе привет. Надеемся видеть тебя и твоего сына в Тулолансаари".

В сложной обстановке 1918 г., когда финская рабочая революция потерпела поражение и отношение к революционной России со стороны реакционных властей Финляндии становилось нетерпимым, Рерих часто сталкивался с трудностями. Не раз он прибегал к помощи Галлен-Каллелы.

"Мой милый друг Аксель!

Надеюсь, что это письмо еще застанет тебя в Каяни. Нужно, чтобы ты срочно рекомендовал меня губернатору Выборга господину Хекселю. В противном случае очень возможно, что мне придется покинуть Финляндию... Только что я получил письмо от человека, которому доверяю. Этот человек советует мне запастись рекомендательными письмами от исключительно известного и ценимого в Финляндии человека. Я сразу же подумал о тебе. Твое имя мне поможет. Мне очень неловко тебя вновь беспокоить, но что делать. Я утешаюсь тем, что может быть, позже смогу тебе помочь. Как бы я хотел видеть тебя, поговорить с тобой, знать, о чем ты думаешь, о том хаосе, который нас окружает...

С благодарностью и дружбой.

Твой Н. Рерих.

29 августа, Тулолансаари, Сортавала".

Художник по-прежнему много и плодотворно работает. Все картины сортавальского периода были показаны на его первой персональной выставке в странах Скандинавии - в Стокгольме, которая проходила с 10 по 30 ноября 1918 г. в художественном зале Гуммесон.

К открытию выставки вышел каталог с репродукциями и вступительной статьей на шведском языке, где писалось о стремлении художника изображать древнюю эпоху, о его любви к сказаниям, как древнерусским, так и древнескандинавским. "Глядя на картины Рериха, - писали авторы статьи, - шведский зритель чувствует себя в хорошо знакомой среде - среде древнескандинавских саг... Фантазия Рериха не знает границ... Кроме исторических и аллегорических картин им созданы портреты, фрески, эскизы к балетам и театральным декорациям. Из последних следует упомянуть эскизы декораций к спектаклю "Пер Гюнт".., которые, несмотря на совершенство (эскизы декораций воспроизводят природу Норвегии), были созданы художником, не бывавшим еще в Норвегии и в Скандинавии вообще... следует упомянуть эскизы декораций к известной опере Бородина "Князь Игорь", к спектаклям "Слепые" и "Сестра Беатриса"

Метерлинка".

Выставка пользовалась большим успехом, картины охотно покупались. (Многие из них и сейчас находятся в частных коллекциях, как, например, картина "Ладога"^*.^**)

^* ("Ладогу" приобрел один из шведских министров г. Пальмшерна. В ноябре 1977 г. его сын К. Ф. Пальмшерна писал об этой картине искусствоведу В. Г. Бондаренко: "...картина "Ладога" горизонтально вытянута, написана гуашью, она была, насколько я помню, куплена моим отцом в 1918 г. или позднее (на год или около того), вероятно, непосредственно у художника... Мой отец, впоследствии министр кабинета, глубоко интересовался искусством".)

^** (Святослав Николаевич Рерих узнал по фотоснимку с "Ладоги" картину отца. По его словам, на ней изображен залив Кирьявалахти в Карелии, напротив острова Тулола, где семья Рерихов жила в 1918 году.)

Из Стокгольма выставка переехала в Копенгаген и, судя по сообщению газеты "Берлингске политиске ог Авертиссементс Тиденде", открылась 10 января 1919 г. в "Зале с верхним освещением" на улице Бредгаде. Газета поместила репродукции с картин Рериха и небольшую статью "Выставка русского живописца". "Среди выставленных картин можно упомянуть... сюиту из Карелии, - писала газета, - работу по сюжету предания о Велюнде, изображение смерти Ньяла, ...героическую сюиту".

В Дании во время работы выставки находился русский балетмейстер Михаил Фокин. Он видел экспозицию рериховских работ еще в Стокгольме (осенью 1918 г. Фокин ставил на сцене стокгольмского театра балет И. Стравинского "Петрушка"). В датской газете "Воре Херер" 20 февраля 1919 г. он опубликовал статью о творчестве художника. М. Фокин восхищается умением Рериха передать мир древнего человека. "Знакомясь с картинами Рериха, порой представляешь, что перед тобой живописец средних веков, древнерусский иконописец, а не художник нашего времени, отлично знающий древнерусский быт, - писал он. - К счастью, у Рериха стилизация не переходит в подражание. Она всегда находится в рамках, определяемых большим талантом художника".

Статья Фокина - не просто отклик на выставку. В ней балетмейстер выразил свои взгляды на новую роль художника в театре и охарактеризовал вклад Рериха в развитие русской сценографии.

"Рерих не желает быть сухим реалистом, он всегда поэт, фантазер, романтик. Вот почему его творения так созвучны с поэзией Метерлинка, с драмами Ибсена, с музыкой Вагнера и Дебюсси. Сценическое искусство перед ним в неоплатном долгу. Для русского театра, оперы и балета его работы имели огромнейшее значение. Его декорации, написанные широкой кистью и лишенные ненужных подробностей и колористических выдумок, не отвлекают внимание зрителя, а, наоборот, помогают ему сосредоточиться на идее пьесы, на трактовке образов ведущих героев, облегчают ему понимание духа пьесы, глубины звучащей музыки".

Эскиз декораций к драме М. Метерлинка 'Принцесса Мален'

Последней из всех северных стран выставку увидела Финляндия. К финской выставке прямое отношение имел Аксели Галлен-Каллела. 29 марта 1919 г. он выступил на ее открытии в галерее Стриндберга^* с приветствием от финского правительства.

^* (Стриндберг, владелец художественного салона, охотно предоставлял его залы русским художникам. В начале XX века там выставлялись Н. Альтман, П. Митурич, В. Кондинский, М. Шагал. Выставки в салоне Стриндберга проводятся и в наши дни.)

Шестого апреля Рерих послал Галлен-Каллеле письмо: "Мой дорогой друг! Будь так добр, дай мне хороший совет, что мне делать с выставкой? Все отношения хороши и блестящи, но Atheneum не появляется, и все покупатели исчезли. Может быть мне нужно самому обратиться к Atheneum, но я полагаю, что такое персональное обращение неудобно".

Галлен-Каллела помог Рериху разрешить и возникшие трудности с покупкой музеем Atheneum картины с выставки. Музей приобрел "Принцессу Мален" - один из эскизов декораций к пьесе Метерлинка^*.

^* (В коллекции Атенеума, крупнейшего финского художественного музея, и сейчас находится эта работа Рериха 1913 года, изображающая двор средневекового замка.)

В письме членам финского общества имени Рериха художник выразил свою глубокую признательность финским друзьям: "Прошу передать Доктору Реландеру, Аксели Галлен-Каллеле, Сааринену и другим моим друзьям в Финляндии мои лучшие чувства. Мы никогда не забываем время, проведенное в имении д-ра Реландера и приветствие финского правительства, сообщенное мне Аксель Галлен-Каллела к открытию моей выставки в Гельсингфорсе. Я всегда чувствую, что моя картина в Антенеуме является послом моего благожелания Финляндии".

Успех выставки, по словам Святослава Николаевича, превзошел все ожидания. На выставку откликнулись почти все газеты Финляндии, как на финском, так и на шведском языках^*: "Дагенс пресс", "Нюа прессен", "Хельсингин саномат", "Карьяла", "Вапаа сана", "Ууден Суомен Илталехти" и другие. Такое количество отзывов свидетельствует о большом интересе финской общественности к русскому художнику, ярко и самобытно отразившему на своих полотнах природу Севера. Критики отмечали богатую фантазию художника, его интерес к эпохе викингов, "по-восточному" яркий цвет его картин. "Рерих живет во времени, которое уже давно минуло, - пишет в статье "Частные выставки" критик газеты "Дагенс пресс". - Он любит древних викингов, какими они когда-то пришли в Россию, он вжился в их жизнь и чувства". "Он отражает Русь эпохи варягов", - соглашается с ним корреспондент газеты "Карьяла". Эдвард Рихтер в газете "Хельсингин саномат" называет фантазию Рериха скандинавской, считает, что в картинах художник "описывает главным образом историю и мифологию скандинавов". Онни Окконен прямо называет Рериха русско-скандинавским художником (газета "Ууден Суомен Илталехти").

^* (Долгое время статьи финской критики о Рерихе были неизвестны русскому читателю. Вряд ли знал о них и сам художник - в его архиве ни разу не встречается упоминание о какой-либо из статей. В 1979-1980 годах с помощью финских ученых А. Рейтала, П. Песонена, Б. Хеллмана удалось найти около двадцати статей о Рерихе, опубликованных в финских газетах начала XX века.)

В вопросе, насколько сильно в работах Рериха представлены национальные черты русского искусства, мнения финских критиков разошлись. Сигне Тандефельт, критик "Хуфвудстадсбладет", придерживалась мнения, что русское в произведениях Рериха хотя и присутствует, но "приглушено и прикрыто". Противоположную точку зрения высказывал в газете "Карьяла" критик под псевдонимом "Jörö". Он писал, что в работах Рериха, как и в работах других русских художников, встречается больше истинно русского, чем чисто финских черт в работах финляндских мастеров.

Единой была высокая оценка Рериха как художника театра. "Его цвет, его фантазия и пафос, его огромные знания, - писала Тандефельт, - всегда находят наилучшее выражение в театральных работах". "Краски и воображение Рериха получают свои права в эскизах театральных декораций, особенно к историческим и сказочным пьесам, - подтверждает критик "Jörö". - Для нас они являются новыми, колоритными, выполненными с богатой фантазией. Действительно, есть повод пожелать, чтобы и у нас начали развивать искусство театральной декорации и освободились от тех не только условных, но и безвкусных сценических украшений, которые укоренились в нашем театре".

Критика признала и то, что творчество Рериха оказывает сильное влияние на финских художников. "Рерих наиболее известен как театральный художник, мастер фантастико-аллегорической декорации, и в этом отношении он сильно повлиял на других", - писал Онни Окконен. Э. Рихтер последним высказал свое мнение о Рерихе-декораторе и таким образом обобщил выступления своих соотечественников: "Ему лучше всего удаются такие... работы, как эскизы театральных декораций. В них проявляется весь блеск сине-зеленой сказочной гаммы (например, пещера колдунов в "Пер Гюнте"), и в них фантазия художника получает такую таинственную силу, о которой наше примитивное театральное искусство может лишь мечтать (эскизы к "Принцессе Мален"). Я бы посоветовал всем друзьям театра познакомиться с Рерихом".

Обратила на себя внимание увлеченность Рериха приемом контраста, сильными цветовыми эффектами. С. Тандефельт писала о рериховских "математически рассчитанных" эффектах не как о недостатках, а как о характерных чертах его искусства: "Сильные эффекты, которые вообще свойственны живописи Рериха, ...достигаются его мастерским владением цветом и высокой техникой. Рерих не относится к природе с уважением или любовью, он берется за нее довольно грубыми руками, подчиняет ее своей идее. Она для него является полем, где он ведет поиск цветовых решений и драматических настроений..."

В оценке рериховских пейзажей критики не были столь щедры, как в оценке его эскизов к театральным постановкам. Финнов удивила и немного оттолкнула некоторая умозрительность в его картинах природы. "Пейзажи, виды Финляндии кажутся финнам холодными и чужими", - пишет "Jörö".

Эдвард Рихтер объяснял эту холодность вторичностью живописи Рериха по отношению к его философии: "У художника вполне достаточно чувства цвета, но, несмотря на это, в манере письма он может быть странно сухим и безжизненным, что особенно чувствуется в пейзажах. Собственно говоря, он только во вторую очередь художник, который обладает возвышенным чувством цвета, прежде всего он поэт..., а также археолог и декоратор". Подобные мысли высказала и Сигне Тандефельт. "...Отсутствие чувств в искусстве Рериха означает, что Рерих, собственно, не является художником, - писала она. - Но бурлящая жизнь его фантазии, его страдания, полные драматичности, а также огромный опыт и знания делают его искусство сильным и индивидуальным".

Высказывания Рихтера и Тандефельт были бы, вероятно, более справедливыми, если бы критики писали о творчестве Рериха индийского периода, когда художник порой стремился подчинить живопись своим философским взглядам, воплощать прежде всего идею, а не природу, настроение. У Рихтера и Тандефельт нашлось бы немало единомышленников среди русских критиков 30-х годов, отмечавших некоторую умозрительность рериховских гималайских картин. Но в оценке пейзажей Карелии Рихтер и Тандефельт вряд ли были правы. Возможно, критиков смутила темпера - краска, замешенная на воде с яичным желтком, которой Рерих часто писал картины природы. Живопись темперой, широко распространенная в средние века, в отличие от живописи масляными красками, выглядит несколько сухой, не дает характерного блеска, тяготеет к графике. Установившиеся каноны письма темперой наверняка повлияли на восприятие критиками рериховских пейзажей. Но, вопреки суждениям Рихтера и Тандефельт, финские коллекционеры приобретали с выставки именно рериховские пейзажи.

В картине "Юхинниеми" (1917)^* Рерих старался передать природу Приладожья в плоскостном изображении чистым цветом и четкими линиями. Создавая контрастную цветовую композицию, организуя пространство, Рерих обратился к приемам иконописи, что помогло ему показать Приладожье реальным и в то же время сказочным. О "Юхинниеми" можно сказать словами знатока восточной живописи Б. Роуленда: "...такие произведения, будучи довольно строго связаны передачей контуров и цвета, по эффекту приближаются ко многим созданиям восточной живописи, где формы передаются в основном линией и цветом, которые применяются либо плоскостно, либо в рельефной моделировке".

^* ("Юхинниеми" (1917) находится в собрании Греты Валмари. Финляндия.)

В картине "Сортавальские острова" (1917)^* Рерих, напротив, столь тщательно прописал объем каждого облака, каждой скалы, так передал воздушную перспективу, что контуры и линии уступили место передаче фактуры и освещения, а графическое мышление художника сменилось скульптурным.

^* (Картина "Сортавальские острова" (1917) была приобретена банкиром Г. Хагеманом на выставке Рериха в Копенгагене в 1918 г. И от него в 1943 г. перешла к госпоже Паюла. Финляндия.)

Картина "Снега" (1916)^*, в отличие от контрастных цветовых композиций Рериха, написана почти монохромно, цвет слабо выражен, преобладают белые и серые тона. Больше половины картины занимает изображение заснеженного пространства. Нет ни деревьев, ни птиц, ни людей - суровый, сумеречный Север.

^* ("Снега" (?) хранится в частном собрании в Хельсинки. Первой владелицей картины была Молли Хват, купившая пейзаж на финской выставке Рериха в салоне Стриндберга. В левом углу картины подпись Рериха и год: 1916, на обороте - дата 29.3.1919 (день открытия выставки) и номер - 135. Вероятно, под этим номером пейзаж и выставлялся в салоне. Если в Стокгольме, судя по каталогу, экспонировалось 105 рериховских работ, то можно предположить, что в Хельсинки их было не менее 135. Точное название пейзажа пока не установлено. В списке картин, составленном самим художником, 1916 годом датировано несколько пейзажей, местонахождение которых сейчас неизвестно: "Снега", "Карелия", "Холмы", "Вьюга". Из этих картин в каталоге стокгольмской выставки упоминается только "Карелия". К сожалению, каталог персональной выставки Рериха в Финляндии, который мог бы уточнить названия работ художника, не был издан, а в архиве салона Стриндберга список выставлявшихся картин не сохранился.)

Н. К. Рерих. Снега(?). 1916

По-иному написано "Озеро" (1917)^*. Композиционно пейзаж напоминает "Пунка-Харью". Возможно, "Озеро" - это вариация на тему "Пунка-Харью". Но художник не изобразил ни леса, ни волн. Остались лишь стилизованная береговая линия, очертания островов на дальнем плане и зеркальная гладь воды. Упростив композицию, Рерих достиг большего эмоционального звучания картины. Вся смысловая нагрузка сосредоточена на изрезанной, ярко очерченной границе, контрастно разделяющей сушу и воду. Художник придает линиям напряженность, в полной мере используя эмоциональную силу, которую дает прием контраста.

^* ("Озеро" (1917) находится в коллекции художественного музея города Хямеенлинна. Финляндия.)

На цветовых контрастах построен и "Святой остров" (1917)^*, один из лучших рериховских пейзажей. Художник написал его на Валааме, куда неоднократно приезжал в 1907 и 1917 годах. Валаам контрастен по своей природе. Буйные береговые ветры сменяются абсолютной тишиной в глубине острова, рядом растут северные сосны и южные каштаны. Сочетанием теплых охристых тонов с холодным тревожным серо-синим цветом Рерих подчеркивает валаамские контрасты, передает борьбу света и тени, тепла и холода. Облако, похожее на стрелу, делает пейзаж еще более динамичным и напряженным. Темная лодка как бы повторяет движение облака. Но смиренные позы двух старцев, сидящих в ней, выражают спокойствие, так не соответствующее состоянию природы. Изображением людей Рерих уравновешивает композицию картины. В борющуюся природу люди вносят тишину, гармонию, но в то же время они преклоняются перед ее первозданной языческой мощью. Деревья и скалы сливаются в единый монолит, очертания камней напоминают лица гигантских исполинов. Художник возвеличивает природу, создает ее обобщенный символ, одухотворяет ее.

^* ("Святой остров" (1917) находится в собрании Государственного Русского музея.)

Валаам. Удивительно точно воспроизведена на полотнах Рериха эта природа

Баевские острова. Первый слева - остров Высокий ('Святой')

Картины Рериха выставлялись в Финляндии не только в салоне Стриндберга. В мае 1919 года, как сообщает газета "Хуфвудстадсбладет", несколько рериховских работ было представлено на выставке русского искусства в салоне Хорхаммера^*.

^* (В 1946 г. в том же салоне экспонировалась еще одна работа Рериха - "Зимний пейзаж" (на выставке русского искусства, организованной обществом финско-советской дружбы). К сожалению, в каталоге выставки не указано, какого года эта картина и в собрании какого музея или коллекционера она находится.)

29 марта 1919 г., в день открытия рериховской выставки в салоне Стриндберга, в финской газете была опубликована статья русского писателя Леонида Андреева "Держава Рериха". В 1919 г. Андреев жил в Финляндии, часто встречался с Рерихом (они были соседями. - Е. С), несколько картин художника находилось в доме Андреева в Ваммельсу. Писатель увидел в творчестве Рериха тот мир, с которым люди обычно связывают свою мечту. Л. Андреев писал, что того Севера, который показывает Рерих на своих полотнах, на самом деле не существует. Норвегия, изображенная художником в эскизах декораций к "Пер Гюнту", - вовсе не та Норвегия, что предстает перед взором путешественника, но именно такой Север, каким его изобразил Рерих, живет в человеческих мечтах. "Дело в том, - писал Л. Андреев, - что незанесенная на карты держава Рериха лежит также на Севере. И в этом смысле... Рерих - единственный поэт Севера, единственный певец и толкователь его мистически-таинственной души, глубокой и мудрой, как его черные скалы, созерцательной и нежной, как бледная зелень северной весны, бессонной и светлой, как его белые и мерцающие ночи".

Рерих любил и высоко ценил Л. Андреева, называл его "особым другом". Писателя и художника многое связывало: дружба с Горьким, близость интересов, тонкое понимание прекрасного. Но особенно близкие отношения между Рерихом и Андреевым сложились именно в тот момент, когда оба они оказались вдали от Родины, оба испытывали тоску по ней. Однако оторванность от России сказывалась на них неодинаково...

Леонид Андреев, осознавая эту оторванность, переживал мучительный творческий кризис. Писатель не видел смысла в дальнейшем существовании - Родина была потеряна, с ней ушло творчество, ушла жизнь. 4 сентября 1919 г. Андреев отправил Рериху письмо-исповедь, в котором излил всю тоску и выразил все свое отчаяние. Это еще один документ драматичной эпохи, столь по-разному отразившейся на судьбах творческой интеллигенции России. "Все мои несчастья сводятся к одному: нет дома. Был прежде маленький дом, дача и Финляндия, с которыми сжился; наступит, бывало, осень, потемнеют ночи - и с радостью думаешь о тепле, свете, кабинете, сохраняющем следы десятилетней работы и мысли. Или из города с радостью бежишь домой в тишину и свое. Был и большой дом: Россия с ее могучей опорой, силами и простором. Был и самый просторный дом мой: искусство - творчество, куда уходила душа. И все пропало. Вместо маленького дома - холодная, промерзлая, обворованная дача с выбитыми стеклами... Нет России. Нет и творчества... Статьи - не творчество. И так жутко, пусто и страшно мне без моего царства, и словно потерял я всякую защиту от мира. И некуда прятаться ни от осенних ночей, ни от печали, ни от болезни. Изгнанник трижды: из дома, из России и из творчества, я страшнее всего ощущаю для себя потерю последнего, испытываю тоску по "беллетристике", подобную тоске по Родине. И не в том дело, что мне некогда писать или я нездоров - вздор! а просто с... Россией ушло, куда-то девалось, пропало то, что было творчеством. Как зарница мигают безмолвные отражения далеких гроз, а самой грозы с ее жизнью - нет. Прочтешь что-нибудь свое старое и удивляешься: как это я мог? откуда приходило в голову?"

В душе Рериха подобного чувства отчаяния и безысходности не существовало. Где бы ни находился Рерих, он везде творил во имя Родины. В своем дневнике он писал: "Для кого же мы все трудились? Неужели для чужих? Конечно, для своего, для русского народа!"

В 1919 г. Сортавала была глубоким тылом белофиннов, жить там русскому художнику стало небезопасно. Возвращение из Финляндии в Россию было невозможно. Предстояло ждать. Однако Рерих не мог находиться в бездеятельности, и в это время окончательно созрело его решение посетить Индию. Художник начинает организацию русской экспедиции по Центральной Азии и Гималаям. Такая экспедиция требовала серьезной подготовки и крупного финансирования. Поскольку Индия в те годы была английской колонией, то разрешение на проведение экспедиции можно было получить только у британских властей. С этой целью художник отправляется в Англию, где устраивает выставки, знакомится с Рабиндранатом Тагором и Гербертом Уэллсом.