Академия

Сколько чувств будило здание академии! Музей, скульптуры, темные коридоры, а там где-то внутри и школа, связанная со многими любимыми именами... Удастся ли попасть туда?

Летом 1893 года работа с И. И. Кудриным в Музее академии. Перерисованы все головы, которые ставятся на экзамен. "Не увлекитесь тушевкой, - учит Кудрин, - главное покажите, как строите".

На экзамене голова Антиноя. Сделал что мог. Прихожу узнать. В вестибюле встречает Новаренко и начинает утешать: "Не в этом - так в будущем году". - "Неужели провал?" - "В списке нет вас". Но тут же стоит швейцар академии Лукаш (мы его очень любили) и укоризненно усовещивает Новаренко: "Чего смущаете? Раньше, чем говорить, прочли бы список". Принят, и даже хорошо!!

Головной класс - профессора Лаверецкий и Пожалостин. На ближайшем экзамене перевод в фигурный. Там Чистяков и Залеман. Чистяков за Аполлона перевел на следующем экзамене в натурный. А сам во время работы как закричит: "У вас Аполлон-то француз, - ноги больно перетонили!"

В натурном - Виллевальде, всегда в форменном фраке, всех хвалящий. Помню, как один расхваленный им академист получил на экзамене четвертый разряд. Пошел жаловаться: "Как же так, профессор,- вы так хвалили?" - "Ну что ж, у других еще лучше было". За эскиз "Плач Ярославны" я получил первый разряд. Тогда же эскизы "Святополк Окаянный", "Пскович", "Избушка пустынная", "На границе дикий человек", "Пушкари", "Вече"...

Старая академия кончилась. Пришли новые профессора. Встала задача: к кому попасть - к Репину или к Куинджи?

Репин расхвалил этюды, но он вообще не скупился на похвалы. Воропанов предложил: "Пойдем лучше к Куинджи". Пошли. Посмотрел сурово: "Принесите работы". Жили мы близко - против Николаевского моста, - сейчас и притащили все, что было. Смотрел, молчал... Что-то будет? Потом обернулся к служителю Некрасову, показал на меня и отрезал коротко: "Это вот они в мастерскую ходить будут". Только и всего. Один из самых важных шагов совершился проще простого. Стал Архип Иванович учителем не только живописи, но и всей жизни. Поддержал в стремлении к композиции. Иногда ругал - например, за "Поход", - а потом говорил: "Впрочем, не огорчайтесь, ведь пути искусства широки - и так можно!"

Лист дневника №8 1937 г.